«Они сражались за Родину»: кто был прототипами. Шолохов М.А. Произведение они сражались за родину

Михаил Александрович Шолохов

«Они сражались за Родину»

В битве за хутор Старый Ильмень из всего полка уцелело только 117 бойцов и командиров. Теперь эти люди, измученные тремя танковыми атаками и бесконечным отступлением, брели по знойной, безводной степи. Полку повезло лишь в одном: уцелело полковое знамя. Наконец, дошли до хуторка, «затерянного в беспредельной донской степи», с радостью увидели уцелевшую полковую кухню.

Напившись солоноватой воды из колодца, Иван Звягинцев завёл со своим другом Николаем Стрельцовым беседу о доме, семье. Внезапно разоткровенничавшись, Николай, высокий, видный мужчина, работавший до войны агрономом, признался, что от него ушла жена, оставила двоих маленьких детей. У бывшего комбайнёра и тракториста Звягинцева тоже были семейные проблемы. Его жена, работавшая прицепщиком на тракторе, «испортилась через художественную литературу». Начитавшись дамских романов, женщина начала требовать от мужа «высоких чувств», чем приводила его в крайнее раздражение. Книги она читала ночами, поэтому днём ходила сонная, хозяйство пришло в запустение, а дети бегали, как беспризорники. Да и письма она мужу писала такие, что и друзьям стыдно было прочесть. Называла бравого тракториста то цыпой, то котиком, и писала про любовь «книжными словами» от которых у Звягинцева делался «туман в голове» и «кружение в глазах».

Пока Звягинцев жаловался Николаю на свою несчастную семейную жизнь, тот крепко заснул. Проснувшись, он почувствовал запах пригоревшей каши и услышал, как бронебойщик Пётр Лопахин переругивается с поваром — с ним Пётр пребывал в постоянной конфронтации из-за пресной каши, уже изрядно надоевшей. С Лопахиным Николай познакомился в бою за колхоз «Светлый путь». Пётр, потомственный шахтёр, был человеком неунывающим, любил подшучивать над друзьями и искренне верил в свою мужскую неотразимость.

Николая угнетало бесконечное отступление советских войск. На фронте царил хаос, и советская армия никак не могла организовать достойный отпор фашистам. Особенно тяжело было смотреть в глаза людей, остающихся в немецком тылу. Местное население относилось к отступающим солдатам, как к предателям. Николай не верил, что им удастся выиграть эту войну. Лопахин же считал, что русские солдаты ещё не научились бить немцев, не накопили злости, которой хватило бы для победы. Вот научаться — и погонят врага восвояси. А пока Лопахин не унывал, шутил и ухаживал за хорошенькими медсестричками.

Искупавшись в Доне, друзья наловили раков, но попробовать их не довелось — «с запада донёсся знакомый, стонущий гул артиллерийской стрельбы». Вскоре полк подняли по тревоге и приказали «занять оборону на высоте, находящейся за хутором, на скрещении дорог», и держаться до последнего.

Это был тяжёлый бой. Остаткам полка пришлось удерживать вражеские танки, стремившиеся прорваться к Дону, где происходила переправа основных войск. После двух танковых атак высоту принялись бомбить с воздуха. Николая сильно контузило разорвавшимся рядом снарядом. Очнувшись и выбравшись из-под засыпавшей его земли, Стрельцов увидел, что полк поднялся в атаку. Он попытался вылезти из глубокого, в человеческий рост, окопа, но не смог. Его накрыло «спасительное и долгое беспамятство».

Полк снова отступал по дороге, окружённой горящими хлебами. У Звягинцева болела душа при виде гибнущего в огне народного богатства. Чтобы не заснуть прямо на ходу, он принялся вполголоса поносить немцев последними словами. Бормотание услыхал Лопахин и тотчас же принялся насмешничать. Теперь друзей осталось двое — Николая Стрельцова нашли раненным на поле боя и отправили в госпиталь.

Вскоре полк снова занял оборону на подступах к переправе. Линия обороны проходила возле села. Вырыв себе укрытие, Лопахин углядел невдалеке длинную черепичную крышу и услышал женские голоса. Это оказалась молочная ферма, обитателей которой готовили к эвакуации. Здесь Лопахин разжился молоком. За сливочным маслом он сходить не успел — начался авианалёт. На сей раз полк не остался без поддержки, солдат прикрывал зенитный комплекс. Один немецкий самолёт Лопахин подбил из своего бронебойного ружья, за что получил от лейтенанта Голощёкова стаканчик водки. Лейтенант предупредил, что бой предстоит тяжёлый, придётся стоять насмерть.

Возвращаясь от лейтенанта, Лопахин еле успел добежать до своего окопа — начался очередной авианалёт. Воспользовавшись прикрытием с воздуха, на окопы поползли немецкие танки, которых сразу же накрыла огнём полковая артиллерия и батарея противотанковой обороны. До полудня бойцы отбили «шесть ожесточённых атак». Недолгое затишье показалось Звягинцеву неожиданным и странным. Он скучал по другу Николаю Стрельцову, считая, что с таким завзятым зубоскалом, как Лопахин, серьёзно поговорить нельзя.

Через некоторое время немцы начали артиллерийскую подготовку, и на передний край обрушился жесточайший огненный шквал. Под таким плотным огнём Звягинцев не был уже давно. Артобстрел продолжался около получаса, а затем на окопы двинулась немецкая пехота, прикрытая танками. Иван почти обрадовался этой зримой, осязаемой опасности. Стыдясь своего недавнего испуга, он вступил в бой. Вскоре полк пошёл в атаку. Звягинцев успел отбежать от окопа всего на несколько метров. Позади оглушительно громыхнуло, и он упал, обезумев от страшной боли.

«Измотанные безуспешными попытками овладеть переправой», к вечеру немцы прекратили атаки. Остатки полка получили приказ отступать на другой берег Дона. Лейтенанта Голощёкина тяжело ранило, и командование принял старшина Поприщенко. По пути к полуразрушенной дамбе они попали под немецкий артобстрел ещё два раза. Теперь Лопахин остался без друзей. Рядом с ним шёл только Александр Копытовский, второй номер его расчёта.

Лейтенант Голощёкин умер, так и не переправившись через Дон. Его похоронили на берегу реки. На душе у Лопахина было тяжело. Он боялся, что полк отправят в тыл на переформирование, и ему придётся надолго забыть о фронте. Это казалось ему несправедливым, особенно теперь, когда каждый боец был на счету. Поразмыслив, Лопахин отправился к землянке старшины просить, чтобы его оставили в действующей армии. По дороге он увидел Николая Стрельцова. Обрадовавшись, Пётр окликнул друга, но тот не оглянулся. Вскоре выяснилось, что Николай оглох от контузии. Отлежавшись немного в госпитале, он сбежал на фронт.

Иван Звягинцев очнулся и увидел, что вокруг идёт битва. Он почувствовал сильную боль и понял, что вся его спина иссечена осколками взорвавшейся сзади бомбы. Его тащили по земле на плащ-палатке. Затем он почувствовал, что куда-то падает, ударился плечом и снова потерял сознание. Очнувшись во второй раз, он увидел над собой лицо медсестры — это она пыталась дотащить Ивана до медсанбата. Маленькой, хрупкой девушке было тяжело тащить массивного Звягинцева, но она его не бросила. В госпитале Иван поругался с санитаром, который распорол ему голенища совсем ещё новых сапог, и продолжал ругаться, пока усталый хирург извлекал из его спины и ног осколки.

Как и Лопахин, Стрельцов тоже решил остаться на фронте — не для того он из госпиталя сбежал, чтобы в тылу отсиживаться. Вскоре к друзьям подошли Копытовский и Некрасов, немолодой, флегматичный солдат. Некрасов был совсем не против попасть на переформировку. Он планировал найти сговорчивую вдову и немного отдохнуть от войны. Его планы привели Лопахина в ярость, но Некрасов ругаться не стал, а спокойно объяснил, что у него «окопная болезнь», что-то вроде лунатизма. Проснувшись под утро, он не раз забирался в самые неожиданные места. Однажды даже умудрился забраться в печь, решил, что его завалило взрывом в окопе, и начал звать на помощь. Вот от этой-то болезни и хотел отойти Некрасов в объятьях сдобной тыловой вдовушки. Его грустный рассказ не тронул разозлённого Лопахина. Он напомнил Некрасову о его семье, оставшейся в Курске, до которой доберутся фашисты, если все защитники Родины начнут думать об отдыхе. Поразмыслив, Некрасов тоже решил остаться. Не отстал от друзей и Сашка Копытовский.

Вчетвером они пришли к землянке старшины Поприщенко. Солдаты полка уже успели разозлить старшину просьбами оставить их на фронте. Лопахину он объяснил, что дивизия их кадровая, «все виды видавшая и стойкая», сохранившая «боевую святыню — знамя». Такие солдаты без дела не останутся. Старшина уже получил приказ от майора «отправляться в хутор Таловский», где находился штаб дивизии. Там полк пополнят свежими силами и отправят на самый важный участок фронта.

Полк отправился в Таловский, по пути заночевав в небольшом хуторе. Старшина не хотел привести в штаб голодных и ободранных бойцов. Он попытался добыть провиант у председателя местного колхоза, но кладовые были пусты. Тогда Лопахин решил воспользоваться своей мужской привлекательностью. Он попросил председателя поселить их у какой-нибудь небедной солдатки, похожей на женщину и не старше семидесяти. Хозяйка оказалась дородной женщиной лет тридцати неправдоподобно высокого роста. Её стать восхитила невысокого Лопахина, и ночью он пошёл на приступ. К товарищам Пётр вернулся с подбитым глазом и шишкой на лбу — солдатка оказалась верной женой. Проснувшись утром, Лопахин обнаружил, что хозяйка готовит завтрак на весь полк. Оказалось, что оставшиеся в хуторе женщины решили не кормить отступающих солдат, считая их предателями. Узнав у старшины, что полк отступает с боем, женщины мигом собрали провизию и накормили голодных солдат.

Прибывший в штаб дивизии полк встречал командир дивизии полковник Марченко. Старшина Поприщенко привёл 27 бойцов — пятеро из них легкораненых. Произнеся торжественную речь, полковник принял полковое знамя, уже прошедшее Первую Мировую войну. Когда полковник преклонил колено перед малиновым полотнищем с золотой бахромой, Лопахин увидел, как по щекам старшины потекли слёзы.

После битвы за хутор Старый Ильмень из полка уцелело всего 117 бойцов и командиров. Эти несчастные люди, измученные бесконечными танковыми атаками и отступлением брели по зной степи. Наконец они дошли до хуторка и увидели уцелевшую полковую кухню.

Иван Звягинцев беседует с Николаем Стрельцовым о доме и семье. Николай рассказывает, что от него ушла жена, оставив двоих детей. Звягинцеву тоже знакомы семейные проблемы. Пока Звягинцев жаловался Николаю на свои неурядицы в семье, тот уснул. Проснувшись, он учуял запах подгоревшей каши и услышал перебранку повара с бронебойщиком Петром Лопахиным.

Бесконечное отступление советских войск угнетало Николая. Особенно сложно было смотреть в глаза людям, остающимся на территориях оккупированных фашистами. Николай не верил в то, что в этой войне удастся одержать победу.

Полк подняли по тревоге. Поступил приказ занять оборону и держаться до последнего. Это бой был очень тяжелым. Остатки полка сдерживали вражеские танки, пытающиеся прорваться к Дону. После танковых атак начались авиаудары. Николая контузило. Очнувшись, он увидел, что полк пошел в атаку.

Полк снова отступал. Николая Стрельцова отправили в госпиталь. Полк занял оборону у переправы. Лопахин услышал женские голоса. Рядом с линией обороны оказалась молочная ферма. Лопахин добыл там молока. Начался авианалет. Полк остался без всякой поддержки. Бойцы отбили шесть жестоких атак противника. Затем началась атака немецкой пехоты под прикрытием танков. Звягинцев отбежать от окопа всего на несколько метров и упал сраженный дикой болью.

К вечеру атаки прекратились. Остатки полка начали отступление на другой берег Дона. Лейтенант Голощекин был ранен и вскоре умер. Лопахин пошел к старшине просить, чтоб его оставили в армии, и увидел Николая Стрельцова. Друг не откликнулся на его зов и Лопахин узнал, что Николай оглох после контузии.

Звягинцев очнулся, почувствовал боль и увидел, что вокруг идет бой. Потом он снова потерял сознание и очнулся уже в госпитале.

Полк направился в Таловский. Заночевали солдаты в небольшом хуторе. Старшина хотел, чтоб бойцы пришли в штаб отдохнувшими и сытыми. Попытка добыть провиант у председателя местного колхоза провалилась. Кладовые были пусты. Лопахин решил воспользоваться своей мужской привлекательностью и попросил председателя поселить их у небедной солдатки. Хозяйка оказалась высокой тридцатилетней женщиной. Лопахин попробовал пойти на приступ, но был отвергнут. Остальные женщины села, узнав, что полк отступает с боем, накормили всех солдат.

В штабе дивизии полк встретил полковник Марченко, командир дивизии. Из двадцати семи вернувшихся бойцов, пятеро были легко ранены. После торжественной речи полковник принял полковое знамя.

Михаил Александрович Шолохов

Они сражались за Родину (Главы из романа)

На синем, ослепительно синем небе - полыхающее огнем июльское солнце да редкие, раскиданные ветром, неправдоподобной белизны облака. На дороге - широкие следы танковых гусениц, четко отпечатанные в серой пыли и перечеркнутые следами автомашин. А по сторонам - словно вымершая от зноя степь: устало полегшие травы, тускло, безжизненно блистающие солончаки, голубое и трепетное марево над дальними курганами, и такое безмолвие вокруг, что издалека слышен посвист суслика и долго дрожит в горячем воздухе сухой шорох красных крылышек перелетающего кузнечика.

Николай шел в первых рядах. На гребне высоты он оглянулся и одним взглядом охватил всех уцелевших после боя за хутор Сухой Ильмень. Сто семнадцать бойцов и командиров - остатки жестоко потрепанного в последних боях полка - шли сомкнутой колонной, устало переставляя ноги, глотая клубившуюся над дорогой горькую степную пыль. Так же, слегка прихрамывая, шагал по обочине дороги контуженный командир второго батальона капитан Сумсков, принявший на себя после смерти майора командование полком, так же покачивалось на широком плече сержанта Любченко древко завернутого в полинявший чехол полкового знамени, только перед отступлением добытого и привезенного в полк откуда-то из недр второго эшелона, и все так же, не отставая, шли в рядах легко раненные бойцы в грязных от пыли повязках.

Было что-то величественное и трогательное в медленном движении разбитого полка, в мерной поступи людей, измученных боями, жарой, бессонными ночами и долгими переходами, но готовых снова, в любую минуту, развернуться и снова принять бой.

Николай бегло оглядел знакомые, осунувшиеся и почерневшие лица. Сколько потерял полк за эти проклятые пять дней! Почувствовав, как дрогнули его растрескавшиеся от жары губы, Николай поспешно отвернулся. Внезапно подступившее короткое рыдание спазмой сдавило его горло, и он наклонил голову и надвинул на глаза раскаленную каску, чтобы товарищи не увидели его слез… «Развинтился я, совсем раскис… А все это жара и усталость делают», - думал он, с трудом передвигая натруженные, будто свинцом налитые ноги, изо всех сил стараясь не укорачивать шага.


Теперь он шел не оглядываясь, тупо смотрел себе под ноги, но перед глазами его опять, как в навязчивом сне, вставали разрозненные и удивительно ярко запечатлевшиеся в памяти картины недавнего боя, положившего начало этому большому отступлению. Опять он видел и стремительно ползущую по склону горы, грохочущую лавину немецких танков, и окутанных пылью перебегающих автоматчиков, и черные всплески разрывов, и рассеянных по полю, по нескошенной пшенице, в беспорядке отходящих бойцов соседнего батальона… А потом - бой с мотопехотой противника, выход из полуокружения, губительный огонь с флангов, срезанные осколками подсолнухи, пулемет, зарывшийся рубчатым носом в неглубокую воронку, и убитый пулеметчик, откинутый взрывом, лежащий навзничь и весь усеянный золотистыми лепестками подсолнуха, причудливо и страшно окропленными кровью…

Четыре раза немецкие бомбардировщики обрабатывали передний край на участке полка в тот день. Четыре танковые атаки противника были отбиты. «Хорошо дрались, а не устояли…» - с горечью подумал Николай, вспоминая.

На минуту он закрыл глаза и снова увидел цветущие подсолнухи, между строгими рядами их стелющуюся по рыхлой земле повитель, убитого пулеметчика… Он стал несвязно думать о том, что подсолнух не пропололи, наверное, потому, что в колхозе не хватило рабочих рук; что во многих колхозах вот так же стоит сейчас ни разу не прополотый с весны, заросший сорняками подсолнух; и что пулеметчик был, как видно, настоящий парень - иначе почему же солдатская смерть смилостивилась, не изуродовала его, и он лежал, картинно раскинув руки, весь целенький и, словно звездным флагом, покрытый золотыми лепестками подсолнуха? А потом Николай подумал, что все это - чепуха, что много пришлось ему видеть настоящих парней, изорванных в клочья осколками снарядов, жестоко и мерзко обезображенных, и что с пулеметчиком это просто дело случая: тряхнуло взрывной волной - и посыпался вокруг, мягко слетел на убитого парня молодой подсолнуховый цвет, коснулся его лица, как последняя земная ласка. Может быть, это было красиво, но на войне внешняя красота выглядит кощунственно, оттого так надолго и запомнился ему этот пулеметчик в белесой, выгоревшей гимнастерке, раскидавший по горячей земле сильные руки и незряче уставившийся прямо на солнце голубыми потускневшими глазами…

Усилием воли Николай отогнал ненужные воспоминания. Он решил, что лучше всего, пожалуй, ни о чем сейчас не думать, ничего не вспоминать, а вот так идти с закрытыми глазами, ловя слухом тяжкий ритм шага, стараясь по возможности забывать про тупую боль в спине и отекших ногах.

Ему захотелось пить. Он знал, что воды нет ни глотка, но все же потянулся рукой, поболтал пустую фляжку и с трудом проглотил набежавшую в рот густую и клейкую слюну.

На склоне высоты ветер вылизал дорогу, начисто смел и унес пыль. Неожиданно гулко зазвучали на оголенной почве до этого почти неслышные, тонувшие в пыли шаги. Николай открыл глаза. Внизу уже виднелся хутор - с полсотни белых казачьих хат, окруженных садами, - и широкий плес запруженной степной речки. Отсюда, с высоты, ярко белевшие домики казались беспорядочно рассыпанной по траве речной галькой.

Молча шагавшие бойцы оживились. Послышались голоса:

Должен бы привал тут быть.

Ну, а как же иначе, отмахали с утра километров тридцать.

Сзади Николая кто-то звучно почмокал губами, сказал скрипучим голосом:

Родниковой, ледяной водицы по полведра бы на брата…

Миновав неподвижно распростершую крылья ветряную мельницу, вошли в хутор. Рыжие, пятнистые телята лениво щипали выгоревшую траву возле плетней, где-то надсадно кудахтала курица, за палисадниками сонно склоняли головки ярко-красные мальвы, чуть приметно шевелилась белая занавеска в распахнутом окне. И таким покоем и миром пахнуло вдруг на Николая, что он широко открыл глаза и затаил вздох, словно боясь, что эта знакомая и когда-то давным-давно виденная картинка мирной жизни вдруг исчезнет, растворится, как мираж, в знойном воздухе.

На площади, густо заросшей лебедой, снова умолк, оборвался мерный топот пехоты. Слышно было только, как шаркают по голенищам поникшие, тяжелые метелки травы, покрывая зеленой пыльцою сапоги, да к удушливому запаху пыли примешался тонкий и грустный аромат доцветающей лебеды.

Война докатилась и до этого затерянного в беспредельной донской степи хуторка. Во дворах, впритирку к стенам сараев, стояли автомашины медсанбата, по улицам ходили красноармейцы саперной части, доверху нагруженные трехтонки везли по направлению к речке свежераспиленные вербовые доски, в саду, неподалеку от площади, расположилась зенитная батарея. Орудия стояли возле деревьев, искусно замаскированные зеленью, на отвалах недавно вырытых окопов лежала увядшая трава, а грозно вздыбленный ствол крайнего к переулку орудия доверчиво обнимала широкая ветка яблони, густо увешанная бледно-зелеными недоспелыми антоновками.

Звягинцев толкнул Николая локтем, обрадованно воскликнул:

А ведь это наша кухня, Микола! Подыми нос выше! И привал у нас будет, и речка с водой, и Петька Лисиченко с кухней, какого же тебе еще хрена надо?

Полк разместился у самого берега речки в большом запущенном саду. Холодную, чуть солоноватую воду Николай пил маленькими глотками, часто отрываясь и снова жадно припадая к краю ведра. Глядя на него, Звягинцев сказал:

Вот так ты и письма от сына читаешь: прочтешь немного, оторвешься - и опять за письмо. А я не люблю тянуть. Я на это нетерпеливый. Ну, давай ведро, а то опухнешь.

Он взял из рук Николая ведро и, запрокинув голову, долго, не переводя дыхания, пил большими, звучными, как у лошади, глотками. Заросший рыжей щетиной кадык его судорожно двигался, серые выпуклые глаза были блаженно прищурены. Напившись, он крякнул, вытер рукавом гимнастерки губы и мокрый подбородок, недовольно сказал:

Вода-то не очень хороша, только в ней и доброго, что холодная да мокрая, а соли бы можно и поубавить. Будешь еще пить?

Николай отрицательно качнул головой, и тогда Звягинцев вдруг спросил:

Тебе все больше сынок письма шлет, а от жены писем что-то я, не примечал у тебя. Ты не вдовой? И неожиданно для самого себя Николай ответил:

Нет у меня жены. Разошлись.

В прошлом году.

Вот как, - сожалеюще протянул Звягинцев. - А дети с кем же? У тебя их, никак, двое?

Двое. Они с моей матерью живут.

Ты бросил жену, Микола?

В битве за хутор Старый Ильмень из всего полка уцелело только 117 бойцов и командиров. Теперь эти люди, измученные тремя танковыми атаками и бесконечным отступлением, брели по знойной, безводной степи. Полку повезло лишь в одном: уцелело полковое знамя. Наконец, дошли до хуторка, «затерянного в беспредельной донской степи», с радостью увидели уцелевшую полковую кухню.

Напившись солоноватой воды из колодца, Иван Звягинцев завел со своим другом Николаем Стрельцовым беседу о доме, семье. Внезапно разоткровенничавшись, Николай, высокий, видный мужчина, работавший до войны агрономом, признался, что от него ушла жена, оставила двоих маленьких детей. У бывшего комбайнера и тракториста Звягинцева тоже были семейные проблемы. Его жена, работавшая прицепщиком на тракторе, «испортилась через художественную литературу». Начитавшись дамских романов, женщина начала требовать от мужа «высоких чувств», чем приводила его в крайнее раздражение. Книги она читала ночами, поэтому днем ходила сонная, хозяйство пришло в запустение, а дети бегали, как беспризорники. Да и письма она мужу писала такие, что и друзьям стыдно было прочесть. Называла бравого тракториста то цыпой, то котиком, и писала про любовь «книжными словами» от которых у Звягинцева делался «туман в голове» и «кружение в глазах».

Пока Звягинцев жаловался Николаю на свою несчастную семейную жизнь, тот крепко заснул. Проснувшись, он почувствовал запах пригоревшей каши и услышал, как бронебойщик Петр Лопахин переругивается с поваром — с ним Петр пребывал в постоянной конфронтации из-за пресной каши, уже изрядно надоевшей. С Лопахиным Николай познакомился в бою за колхоз «Светлый путь». Петр, потомственный шахтер, был человеком неунывающим, любил подшучивать над друзьями и искренне верил в свою мужскую неотразимость.

Николая угнетало бесконечное отступление советских войск. На фронте царил хаос, и советская армия никак не могла организовать достойный отпор фашистам. Особенно тяжело было смотреть в глаза людей, остающихся в немецком тылу. Местное население относилось к отступающим солдатам, как к предателям. Николай не верил, что им удастся выиграть эту войну. Лопахин же считал, что русские солдаты еще не научились бить немцев, не накопили злости, которой хватило бы для победы. Вот научаться — и погонят врага восвояси. А пока Лопахин не унывал, шутил и ухаживал за хорошенькими медсестричками.

Искупавшись в Доне, друзья наловили раков, но попробовать их не довелось — «с запада донесся знакомый, стонущий гул артиллерийской стрельбы». Вскоре полк подняли по тревоге и приказали «занять оборону на высоте, находящейся за хутором, на скрещении дорог», и держаться до последнего.

Это был тяжелый бой. Остаткам полка пришлось удерживать вражеские танки, стремившиеся прорваться к Дону, где происходила переправа основных войск. После двух танковых атак высоту принялись бомбить с воздуха. Николая сильно контузило разорвавшимся рядом снарядом. Очнувшись и выбравшись из-под засыпавшей его земли, Стрельцов увидел, что полк поднялся в атаку. Он попытался вылезти из глубокого, в человеческий рост, окопа, но не смог. Его накрыло «спасительное и долгое беспамятство».

Полк снова отступал по дороге, окруженной горящими хлебами. У Звягинцева болела душа при виде гибнущего в огне народного богатства. Чтобы не заснуть прямо на ходу, он принялся вполголоса поносить немцев последними словами. Бормотание услыхал Лопахин и тотчас же принялся насмешничать. Теперь друзей осталось двое — Николая Стрельцова нашли раненным на поле боя и отправили в госпиталь.

Вскоре полк снова занял оборону на подступах к переправе. Линия обороны проходила возле села. Вырыв себе укрытие, Лопахин углядел невдалеке длинную черепичную крышу и услышал женские голоса. Это оказалась молочная ферма, обитателей которой готовили к эвакуации. Здесь Лопахин разжился молоком. За сливочным маслом он сходить не успел — начался авианалет. На сей раз полк не остался без поддержки, солдат прикрывал зенитный комплекс. Один немецкий самолет Лопахин подбил из своего бронебойного ружья, за что получил от лейтенанта Голощекова стаканчик водки. Лейтенант предупредил, что бой предстоит тяжелый, придется стоять насмерть.

Возвращаясь от лейтенанта, Лопахин еле успел добежать до своего окопа — начался очередной авианалет. Воспользовавшись прикрытием с воздуха, на окопы поползли немецкие танки, которых сразу же накрыла огнем полковая артиллерия и батарея противотанковой обороны. До полудня бойцы отбили «шесть ожесточенных атак». Недолгое затишье показалось Звягинцеву неожиданным и странным. Он скучал по другу Николаю Стрельцову, считая, что с таким завзятым зубоскалом, как Лопахин, серьезно поговорить нельзя.

Через некоторое время немцы начали артиллерийскую подготовку, и на передний край обрушился жесточайший огненный шквал. Под таким плотным огнем Звягинцев не был уже давно. Артобстрел продолжался около получаса, а затем на окопы двинулась немецкая пехота, прикрытая танками. Иван почти обрадовался этой зримой, осязаемой опасности. Стыдясь своего недавнего испуга, он вступил в бой. Вскоре полк пошел в атаку. Звягинцев успел отбежать от окопа всего на несколько метров. Позади оглушительно громыхнуло, и он упал, обезумев от страшной боли.

«Измотанные безуспешными попытками овладеть переправой», к вечеру немцы прекратили атаки. Остатки полка получили приказ отступать на другой берег Дона. Лейтенанта Голощекина тяжело ранило, и командование принял старшина Поприщенко. По пути к полуразрушенной дамбе они попали под немецкий артобстрел еще два раза. Теперь Лопахин остался без друзей. Рядом с ним шел только Александр Копытовский, второй номер его расчета.

Лейтенант Голощекин умер, так и не переправившись через Дон. Его похоронили на берегу реки. На душе у Лопахина было тяжело. Он боялся, что полк отправят в тыл на переформирование, и ему придется надолго забыть о фронте. Это казалось ему несправедливым, особенно теперь, когда каждый боец был на счету. Поразмыслив, Лопахин отправился к землянке старшины просить, чтобы его оставили в действующей армии. По дороге он увидел Николая Стрельцова. Обрадовавшись, Петр окликнул друга, но тот не оглянулся. Вскоре выяснилось, что Николай оглох от контузии. Отлежавшись немного в госпитале, он сбежал на фронт.

Иван Звягинцев очнулся и увидел, что вокруг идет битва. Он почувствовал сильную боль и понял, что вся его спина иссечена осколками взорвавшейся сзади бомбы. Его тащили по земле на плащ-палатке. Затем он почувствовал, что куда-то падает, ударился плечом и снова потерял сознание. Очнувшись во второй раз, он увидел над собой лицо медсестры — это она пыталась дотащить Ивана до медсанбата. Маленькой, хрупкой девушке было тяжело тащить массивного Звягинцева, но она его не бросила. В госпитале Иван поругался с санитаром, который распорол ему голенища совсем еще новых сапог, и продолжал ругаться, пока усталый хирург извлекал из его спины и ног осколки.

Как и Лопахин, Стрельцов тоже решил остаться на фронте — не для того он из госпиталя сбежал, чтобы в тылу отсиживаться. Вскоре к друзьям подошли Копытовский и Некрасов, немолодой, флегматичный солдат. Некрасов был совсем не против попасть на переформировку. Он планировал найти сговорчивую вдову и немного отдохнуть от войны. Его планы привели Лопахина в ярость, но Некрасов ругаться не стал, а спокойно объяснил, что у него «окопная болезнь», что-то вроде лунатизма. Проснувшись под утро, он не раз забирался в самые неожиданные места. Однажды даже умудрился забраться в печь, решил, что его завалило взрывом в окопе, и начал звать на помощь. Вот от этой-то болезни и хотел отойти Некрасов в объятьях сдобной тыловой вдовушки. Его грустный рассказ не тронул разозленного Лопахина. Он напомнил Некрасову о его семье, оставшейся в Курске, до которой доберутся фашисты, если все защитники Родины начнут думать об отдыхе. Поразмыслив, Некрасов тоже решил остаться. Не отстал от друзей и Сашка Копытовский.

Вчетвером они пришли к землянке старшины Поприщенко. Солдаты полка уже успели разозлить старшину просьбами оставить их на фронте. Лопахину он объяснил, что дивизия их кадровая, «все виды видавшая и стойкая», сохранившая «боевую святыню — знамя». Такие солдаты без дела не останутся. Старшина уже получил приказ от майора «отправляться в хутор Таловский», где находился штаб дивизии. Там полк пополнят свежими силами и отправят на самый важный участок фронта.

Полк отправился в Таловский, по пути заночевав в небольшом хуторе. Старшина не хотел привести в штаб голодных и ободранных бойцов. Он попытался добыть провиант у председателя местного колхоза, но кладовые были пусты. Тогда Лопахин решил воспользоваться своей мужской привлекательностью. Он попросил председателя поселить их у какой-нибудь небедной солдатки, похожей на женщину и не старше семидесяти. Хозяйка оказалась дородной женщиной лет тридцати неправдоподобно высокого роста. Ее стать восхитила невысокого Лопахина, и ночью он пошел на приступ. К товарищам Петр вернулся с подбитым глазом и шишкой на лбу — солдатка оказалась верной женой. Проснувшись утром, Лопахин обнаружил, что хозяйка готовит завтрак на весь полк. Оказалось, что оставшиеся в хуторе женщины решили не кормить отступающих солдат, считая их предателями. Узнав у старшины, что полк отступает с боем, женщины мигом собрали провизию и накормили голодных солдат.

Прибывший в штаб дивизии полк встречал командир дивизии полковник Марченко. Старшина Поприщенко привел 27 бойцов — пятеро из них легкораненых. Произнеся торжественную речь, полковник принял полковое знамя, уже прошедшее Первую Мировую войну. Когда полковник преклонил колено перед малиновым полотнищем с золотой бахромой, Лопахин увидел, как по щекам старшины потекли слезы.

Краткое содержание романа Шолохова «Они сражались за Родину»

Другие сочинения по теме:

  1. По крайнему к степи проулку январским вечером 1930 г. въехал в хутор Гремячий Лог верховой. У прохожих спросил дорогу к...
  2. На столе валяются патроны, баранья кость, полевая карта, сводка, уздечка, краюха хлеба. За столом сидит Николка Кошевой, командир эскадрона, он...
  3. По окончании предпоследней турецкой кампании казак Прокофий Мелехов привел домой, в станицу Вешенская, пленную турчанку. От их брака родился сын,...
  4. Ы Каждую ночь после первых петухов в донской станице Филипповке просыпается дед Гаврила, долго сидит возле дома, курит, кашляет и...
  5. Андрей Соколов Весна. Верхний Дон. Рассказчик с товарищем ехал на бричке, запряженной двумя лошадьми, в станицу Букановскую. Ехать было трудно...
  6. Астахова Аксинья сначала любовница, потом незаконная жена героя романа Григория Мелехова, сопровождающая его от первых до последних страниц романа. Это...
  7. Мне кажется, что для него родина — прежде всего поля, деревни, леса: словом, все то, что входит в плоть и...
  8. «Судьба человека» Шолохова Имя М. А. Шолохова известно всему человечеству. Его выдающейся роли в мировой литературе XX века не могут...
  9. Поднятая целина (идейно-художественное содержание) Имя М. А. Шолохова известно всему человечеству. Его выдающейся роли в мировой литературе XX века не...

В битве за хутор Старый Ильмень из всего полка уцелело только 117 бойцов и командиров. Теперь эти люди, измученные тремя танковыми атаками и бесконечным отступлением, брели по знойной, безводной степи. Полку повезло лишь в одном: уцелело полковое знамя. Наконец, дошли до хуторка, «затерянного в беспредельной донской степи», с радостью увидели уцелевшую полковую кухню.

Напившись солоноватой воды из колодца, Иван Звягинцев завёл со своим другом Николаем Стрельцовым беседу о доме, семье. Внезапно разоткровенничавшись, Николай, высокий, видный мужчина, работавший до войны агрономом, признался, что от него ушла жена, оставила двоих маленьких детей. У бывшего комбайнёра и тракториста Звягинцева тоже были семейные проблемы. Его жена, работавшая прицепщиком на тракторе, «испортилась через художественную литературу». Начитавшись дамских романов, женщина начала требовать от мужа «высоких чувств», чем приводила его в крайнее раздражение. Книги она читала ночами, поэтому днём ходила сонная, хозяйство пришло в запустение, а дети бегали, как беспризорники. Да и письма она мужу писала такие, что и друзьям стыдно было прочесть. Называла бравого тракториста то цыпой, то котиком, и писала про любовь «книжными словами» от которых у Звягинцева делался «туман в голове» и «кружение в глазах».

Пока Звягинцев жаловался Николаю на свою несчастную семейную жизнь, тот крепко заснул. Проснувшись, он почувствовал запах пригоревшей каши и услышал, как бронебойщик Пётр Лопахин переругивается с поваром - с ним Пётр пребывал в постоянной конфронтации из-за пресной каши, уже изрядно надоевшей. С Лопахиным Николай познакомился в бою за колхоз «Светлый путь». Пётр, потомственный шахтёр, был человеком неунывающим, любил подшучивать над друзьями и искренне верил в свою мужскую неотразимость.

Николая угнетало бесконечное отступление советских войск. На фронте царил хаос, и советская армия никак не могла организовать достойный отпор фашистам. Особенно тяжело было смотреть в глаза людей, остающихся в немецком тылу. Местное население относилось к отступающим солдатам, как к предателям. Николай не верил, что им удастся выиграть эту войну. Лопахин же считал, что русские солдаты ещё не научились бить немцев, не накопили злости, которой хватило бы для победы. Вот научаться - и погонят врага восвояси. А пока Лопахин не унывал, шутил и ухаживал за хорошенькими медсестричками.

Искупавшись в Доне, друзья наловили раков, но попробовать их не довелось - «с запада донёсся знакомый, стонущий гул артиллерийской стрельбы». Вскоре полк подняли по тревоге и приказали «занять оборону на высоте, находящейся за хутором, на скрещении дорог», и держаться до последнего.

Это был тяжёлый бой. Остаткам полка пришлось удерживать вражеские танки, стремившиеся прорваться к Дону, где происходила переправа основных войск. После двух танковых атак высоту принялись бомбить с воздуха. Николая сильно контузило разорвавшимся рядом снарядом. Очнувшись и выбравшись из-под засыпавшей его земли, Стрельцов увидел, что полк поднялся в атаку. Он попытался вылезти из глубокого, в человеческий рост, окопа, но не смог. Его накрыло «спасительное и долгое беспамятство».

Полк снова отступал по дороге, окружённой горящими хлебами. У Звягинцева болела душа при виде гибнущего в огне народного богатства. Чтобы не заснуть прямо на ходу, он принялся вполголоса поносить немцев последними словами. Бормотание услыхал Лопахин и тотчас же принялся насмешничать. Теперь друзей осталось двое - Николая Стрельцова нашли раненным на поле боя и отправили в госпиталь.

Вскоре полк снова занял оборону на подступах к переправе. Линия обороны проходила возле села. Вырыв себе укрытие, Лопахин углядел невдалеке длинную черепичную крышу и услышал женские голоса. Это оказалась молочная ферма, обитателей которой готовили к эвакуации. Здесь Лопахин разжился молоком. За сливочным маслом он сходить не успел - начался авианалёт. На сей раз полк не остался без поддержки, солдат прикрывал зенитный комплекс. Один немецкий самолёт Лопахин подбил из своего бронебойного ружья, за что получил от лейтенанта Голощёкова стаканчик водки. Лейтенант предупредил, что бой предстоит тяжёлый, придётся стоять насмерть.

Возвращаясь от лейтенанта, Лопахин еле успел добежать до своего окопа - начался очередной авианалёт. Воспользовавшись прикрытием с воздуха, на окопы поползли немецкие танки, которых сразу же накрыла огнём полковая артиллерия и батарея противотанковой обороны. До полудня бойцы отбили «шесть ожесточённых атак». Недолгое затишье показалось Звягинцеву неожиданным и странным. Он скучал по другу Николаю Стрельцову, считая, что с таким завзятым зубоскалом, как Лопахин, серьёзно поговорить нельзя.

Через некоторое время немцы начали артиллерийскую подготовку, и на передний край обрушился жесточайший огненный шквал. Под таким плотным огнём Звягинцев не был уже давно. Артобстрел продолжался около получаса, а затем на окопы двинулась немецкая пехота, прикрытая танками. Иван почти обрадовался этой зримой, осязаемой опасности. Стыдясь своего недавнего испуга, он вступил в бой. Вскоре полк пошёл в атаку. Звягинцев успел отбежать от окопа всего на несколько метров. Позади оглушительно громыхнуло, и он упал, обезумев от страшной боли.

«Измотанные безуспешными попытками овладеть переправой», к вечеру немцы прекратили атаки. Остатки полка получили приказ отступать на другой берег Дона. Лейтенанта Голощёкина тяжело ранило, и командование принял старшина Поприщенко. По пути к полуразрушенной дамбе они попали под немецкий артобстрел ещё два раза. Теперь Лопахин остался без друзей. Рядом с ним шёл только Александр Копытовский, второй номер его расчёта.

Лейтенант Голощёкин умер, так и не переправившись через Дон. Его похоронили на берегу реки. На душе у Лопахина было тяжело. Он боялся, что полк отправят в тыл на переформирование, и ему придётся надолго забыть о фронте. Это казалось ему несправедливым, особенно теперь, когда каждый боец был на счету. Поразмыслив, Лопахин отправился к землянке старшины просить, чтобы его оставили в действующей армии. По дороге он увидел Николая Стрельцова. Обрадовавшись, Пётр окликнул друга, но тот не оглянулся. Вскоре выяснилось, что Николай оглох от контузии. Отлежавшись немного в госпитале, он сбежал на фронт.

Иван Звягинцев очнулся и увидел, что вокруг идёт битва. Он почувствовал сильную боль и понял, что вся его спина иссечена осколками взорвавшейся сзади бомбы. Его тащили по земле на плащ-палатке. Затем он почувствовал, что куда-то падает, ударился плечом и снова потерял сознание. Очнувшись во второй раз, он увидел над собой лицо медсестры - это она пыталась дотащить Ивана до медсанбата. Маленькой, хрупкой девушке было тяжело тащить массивного Звягинцева, но она его не бросила. В госпитале Иван поругался с санитаром, который распорол ему голенища совсем ещё новых сапог, и продолжал ругаться, пока усталый хирург извлекал из его спины и ног осколки.

Как и Лопахин, Стрельцов тоже решил остаться на фронте - не для того он из госпиталя сбежал, чтобы в тылу отсиживаться. Вскоре к друзьям подошли Копытовский и Некрасов, немолодой, флегматичный солдат. Некрасов был совсем не против попасть на переформировку. Он планировал найти сговорчивую вдову и немного отдохнуть от войны. Его планы привели Лопахина в ярость, но Некрасов ругаться не стал, а спокойно объяснил, что у него «окопная болезнь», что-то вроде лунатизма. Проснувшись под утро, он не раз забирался в самые неожиданные места. Однажды даже умудрился забраться в печь, решил, что его завалило взрывом в окопе, и начал звать на помощь. Вот от этой-то болезни и хотел отойти Некрасов в объятьях сдобной тыловой вдовушки. Его грустный рассказ не тронул разозлённого Лопахина. Он напомнил Некрасову о его семье, оставшейся в Курске, до которой доберутся фашисты, если все защитники Родины начнут думать об отдыхе. Поразмыслив, Некрасов тоже решил остаться. Не отстал от друзей и Сашка Копытовский.

Вчетвером они пришли к землянке старшины Поприщенко. Солдаты полка уже успели разозлить старшину просьбами оставить их на фронте. Лопахину он объяснил, что дивизия их кадровая, «все виды видавшая и стойкая», сохранившая «боевую святыню - знамя». Такие солдаты без дела не останутся. Старшина уже получил приказ от майора «отправляться в хутор Таловский», где находился штаб дивизии. Там полк пополнят свежими силами и отправят на самый важный участок фронта.

Полк отправился в Таловский, по пути заночевав в небольшом хуторе. Старшина не хотел привести в штаб голодных и ободранных бойцов. Он попытался добыть провиант у председателя местного колхоза, но кладовые были пусты. Тогда Лопахин решил воспользоваться своей мужской привлекательностью. Он попросил председателя поселить их у какой-нибудь небедной солдатки, похожей на женщину и не старше семидесяти. Хозяйка оказалась дородной женщиной лет тридцати неправдоподобно высокого роста. Её стать восхитила невысокого Лопахина, и ночью он пошёл на приступ. К товарищам Пётр вернулся с подбитым глазом и шишкой на лбу - солдатка оказалась верной женой. Проснувшись утром, Лопахин обнаружил, что хозяйка готовит завтрак на весь полк. Оказалось, что оставшиеся в хуторе женщины решили не кормить отступающих солдат, считая их предателями. Узнав у старшины, что полк отступает с боем, женщины мигом собрали провизию и накормили голодных солдат.

Прибывший в штаб дивизии полк встречал командир дивизии полковник Марченко. Старшина Поприщенко привёл 27 бойцов - пятеро из них легкораненых. Произнеся торжественную речь, полковник принял полковое знамя, уже прошедшее Первую Мировую войну. Когда полковник преклонил колено перед малиновым полотнищем с золотой бахромой, Лопахин увидел, как по щекам старшины потекли слёзы.

Михаил Александрович Шолохов, автор произведения “Они сражались за Родину”, говорил о своем творении следующее: “Здесь хочется изобразить наш народ, наших граждан, истоки его героизма… Я уверен, что мой долг как советского писателя это поход по обжигающим следам своих соотечественников в их противостоянии иноземному владычеству и сотворить произведение искусства одного уровня исторического значения с этим противостоянием.”

В книге подробно раскрыта жизненная судьба троих рядовых граждан Советского Союза - комбайнера Ивана Звягинцева, шахтера Петра Лопахина и агронома Николая Стрельцова. Чрезвычайно отличные друг от друга по характерам, их жизни оказались связаны на войне дружбой и безграничной преданностью Отчизне. Николай удручен отступлением своего батальона и его собственной семейной трагедией: перед началом войны Стрельцова бросила жена и детей ему пришлось оставить у престарелой матери. Однако, это не мешает ему отчаянно биться с врагом. В жесткой схватке он был контужен и оглушен. Попав в госпиталь, он убегает из него обратно в полк, в котором после сражений осталось лишь двадцать семь человек.

Встретив старых товарищей, он в ярких красках описал, что его состояние улучшилось и его место здесь, рядом с ними. С одной стороны этот поступок можно объяснить его храбрость и отчаянным нравом. Но что если проведенное в лазарете время заставило Николая вспомнить о расставании с женой? Что если только находясь в пылу сражения он может забыть горечь предательства и одиночество, которое станет верным спутником одинокому человеку, который остался один на один с суровой послевоенной реальностью, которая на момент действия книги была бесконечно сумрачной. Все это читатель может прочитать между строк произведения Шолохова и задуматься о истинной глубине книги.

Петру Лопахину хотелось обнять Стрельцова, увидев и услышав его историю, но от внезапно нахлынувших чувств он не смог выдавить и слова. Иван Звягинцев, работавший до войны комбайнером, старался успокоить Стрельцова, повествуя о собственной якобы неудачной семейной жизни. Автор описывает эту историю с юмором и огромной долей добродушия.

Знакомство Шолохова с Лукиным, старым генералом, создала в книге совершенно нового персонажа - Стрельцова, родного брата Николая, генерала Красной Армии. В 1936 году его преследовали и репрессировали, но в 1941-м стране были нужны опытные офицеры и командиры. После начала боевых действий Лукину был возвращен чин, сам он был освобожден и отправлен в состав вооруженных сил. 19-я армия генерала Лукина приняла удар 3-й танковой группы Германа Гота и дивизий 9-й армии генерал-полковника Адольфа Штрауса западнее Вязьмы. Целую неделю солдаты сдерживали натиск фашистов. Сам генерал был серьезно ранен и пленен в ходе боя. Советский офицер мужественно и самоотверженно прошел через все невзгоды немецкого плена.

Лопахин очень тяжело переживает героическую смерть лейтенанта Голощекова. Все подробности его гибели описывает Старшина Поприщенко, стоя на могиле боевого товарища. Из его слов можно понять, насколько отважным он считает его поступок, поражаясь выносливости лейтенанта. Теплые чувства у читателя обязательно вызывает повар Лисиченко, использующий любую возможность вырваться на передовую. Когда Лопахин спрашивает его о предстоящем ужине, Лисиченко рассказывает, что начинку котла щами он уже сделал и оставил двух раненых солдат за готовкой присматривать. Фронтовая дружба - важный аспект, на котором играет автор.

Николай сильно переживает при отступлении, вспоминая, какими глазами их провожали местные жители. Но при этом осознавая, что поражения Красной Армии происходят по вине солдат и командиров, именно они и есть та сила которая должна противостоять врагу и у которой катастрофически не хватает опыта.

Звягинцев впервые наблюдает за тем, как языки пламени пожирают спелый хлеб на колхозном просторе. Он разговаривает с колосом: “Милый мой, вот это ты прокоптился! Дымом от тебя воняет, что от цыгана… Вот что с тобою проклятый фашист, окостенелая его душа, делает”.

Речь комдива Марченко - “пусть враг пока торжествует, но победа все равно будет за нами” - отражают оптимистическую и ободряющую идею произведения. В частности его частей, представленных публике в 1949 году. В одной из сцен читатель наблюдает, как сотня бойцов и командиров двигается единой колонной, а затем автор направляет внимание на то, как тщательно воины хранили полковое знамя, пронеся его через все повествование. Эти строки обязаны раскрыть самую важную часть в характере советских людей - это долг и верность. Ведь именно эти черты привели наш народ к победе.

Необходимо вспомнить о встрече Михаила Шолохова со Сталиным, которая состоялась 21 мая 1942 года, когда писатель вернулся с передовой, чтобы отпраздновать свой день рождения. Генералиссимус позвал Шолохова к себе и в ходе беседы настоял написать роман, который бы “правдиво и ярко изображал героизм солдат, и смекалку командиров.”

В 1951 году Михаил Александрович признался, что больше всего у него получается описывать переживания простых людей, которых коснулась война, нежели описывать “гениальность” советских полководцев того периода. И на это есть свои причины.

Масштабы войны
Трагедия, развернувшаяся на всех фронтах конфликта в 1941 не могла не задеть самого Шолохова. Неумелое руководство и банальная глупость стоила миллионам бойцов их жизней.

И тем не менее, этот роман в первую очередь о людях. Предназначенные самой природой для другой, более высокой миссии, нежные и слабые, умеющие любить и жалеть, они взяли в руки винтовки, чтобы мстить и убивать. Мировая война поменяла устоявшийся уклад жизни, перековала даже души людей, сделав слабых сильными, а робких смелыми. Даже самый скромный вклад в победу велик. Подвиги советского народа бессмертны, пока память о них живет в нашем сердце.

Анализ произведения

Пейзажи в произведении тесно увязаны с военной атрибутикой. Непревзойденно описаны все батальные эпизоды романа. Благодаря сочным и живым картинам, которые автор играючи рисует в голове у своих читателей книга надолго врезается в память. Мало кто способен пройти мимо этого произведения и остаться равнодушным. К сожалению основная часть произведения была утрачена и свет вышли лишь отдельные главы, но только по этим частям можно понять насколько душевная и сильная книга была написана Шолоховым.

Слишком отчетливо в памяти российского народа сохранилась память о той ужасной войне. По книге “Они сражались за Родину” Сергей Бондарчук, настоящий мастер военного кинематографа, поставил одноименный фильм, который так же удостоился множества наград. Его посмотрели больше 40 миллионов советских граждан.

Талант автора ярко проявился в этом произведении, которое до сих пор находит своих читателей, в том числе среди молодых патриотов, которым в скором времени придётся защищать свою страну и исполнять свой долг перед отчизной.